Давид Гай. Линия тени. – СПб.:
Алетейя, 2020. – 232 с.
Признаюсь, в отличие от некоторых я обычно начинаю знакомство с новым литературным произведением с аннотации. Интересно, что такого нового, необычного предлагает нам автор? А по прочтении: насколько текст романа или повести соответствует сделанной им заявке?
Перевернув последнюю страницу, могу с уверенностью сказать: да, Давид Гай художественно полностью реализовал задуманное. Итак, аннотация.
«Это роман об одиночестве, питающем творчество, о сбывшихся и иллюзорных надеждах, итогах долгой жизни в серых и ярких тонах. Это роман о видениях прошлого, предстающих в одеянии горести, безмолвным и отчужденным укором. В центре «Линии тени» – судьба русского писателя-иммигранта, обитающего в Нью-Йорке. Написанный от первого лица, роман исповедален, хотя автор сразу предупреждает: он и главный герой – вовсе не одно и то же. Перед читателями разворачивается история пожилого человека, настигнутого онкологическим заболеванием. Действие романа на фоне борьбы за выживание перемежается реминисценциями, воспоминаниями о прожитом-пережитом в России и Америке, философскими размышлениями о странностях бытия. Автор не щадит протагониста (а значит, и себя) – и в этом смысле повествование предельно откровенно и безжалостно. Будучи в неизвестности относительно исхода лечения, готовясь к худшему, герой судит себя судом совести, не находит оправдания некоторым поступкам, заново их переосмысливает. А судьба тем временем готовит неожиданный виток – он попадает к знаменитому на весь мир бразильскому целителю и невольно предчувствует крах его деятельности. И здесь же, в Бразилии, героя ждет поздний взрыв страсти, короткая, как судорожный глоток воздуха, любовь…»
Роман, как выше сказано, – исповедален, а исповедь требует предельной откровенности. Авторская откровенность нередко и впрямь жестока по отношению к самому себе, не щадит самолюбия, уничижительна (чего стоит начало повествования, когда в больничной палате герой роняет на себя «утку» или когда по-стариковски напрочь забывает имя Джойса, создателя «Улисса»). В то же время читатель предупрежден: автор и протагонист – вовсе не одно и то же, не надо их путать (далее цитата из вступления к роману), «далеко не всегда протагонисты бывают положительными личностями, весьма часто – существа малоприятные и порой даже отталкивающие, как в некотором смысле обитатель выстроенного автором жилища – пожилой, не самый веселый, хотя и не зануда, женолюб, и в преклонные года не избавившийся от все еще неистраченной, обременяющей страсти, к тому же обладатель странной, не слишком востребованной профессии сочинителя, он не обрел спокойной старости, ибо не вошел в достойный сговор с одиночеством, хотя живет один; подверженному хворобам, завидовать ему не приходится, так что если вы ненароком забрели к нему на огонек в расчете на приятное времяпрепровождение и паче чаяния не нашли оного, не огорчайтесь – всегда можно уйти, захлопнув за собой дверь».
Я дверь не захлопнула и со все возрастающим интересом знакомилась с судьбой писателя-иммигранта, для которого черствый хлеб чужбины слаще дыма отечества.
В романе жизнь героя представлена в разных срезах – начиная с детства человека, родившегося в первый год войны с немцами. Чего только с ним не происходило: такое редко у кого можно прочесть. Одна только сцена лицезрения «телевизора» под станционной платформой чего стоит – по степени жалости к 11-летнему неиспорченному мальчишке, вовлеченному старшими пацанами в гнусное действо подглядывания за женщинами… Или похороны соседа – выпускника военной академии, по пьяни прыгавшего через могилы и пропоровшего живот… Так наш герой впервые услышал слово «кощунник»…
Давид Гай мастерски, словно кинорежиссер, монтирует перемежающиеся во времени и пространстве эпизоды. Метод монтажа – его конек. Для меня исполнены особой силы и глубины внутренние монологи Даниила (так зовут героя) в течение трех дней после операции по поводу редчайшего вида онкологии – рака аппендикса. Биопсия обнаружила озлокачествленные клетки. Герой размышляет о жизни и смерти, примеряет на себя путь, кажущийся неизбежным, думает о самоубийстве и отбрасывает тягостные мысли. Он намерен бороться…
Роман написан до нашествия коронавируса, издан в самый разгар пандемии. В книге об этом ни слова, это особая тема, не жалующая нетерпения и спешки, однако сам текст, тревожный и взыскующий, напоминает нам о бренности существования, о душевных безднах. В этом смысле он весьма актуален.
Ключевой момент романа, своеобразный контрапункт в многоголосье тем, – спор героя с внуком. Юный Костик живет в Москве, куда, не выдержав испытания Америкой, вернулся сын героя и вполне преуспел в нефтяной компании. Внук навестил деда в Нью-Йорке, и между ними разгорелась словесная баталия. Костик из поколения миллениалов, казалось бы, потенцииальных бунтарей, однако на российскую жизнь он смотрит вполне прагматично и даже цинично. «Трем четвертям населения на политику… Им чтоб жратва была дешевая и водка. Смотрят на государство как на дойную корову, сами же ни на что не способны. Ни на какой бунт. Отстой, шлак, безнадега. Портить себе будущее из-за этих тупых, ничтожных людишек – увольте, у меня другие цели и задачи. Сын твой, мой папаша классную фразу выдал: «Народ для государства как трава для козла: сочную сожрет, сухую вытопчет». Я сожранным или вытоптанным быть не желаю».
Диалог этот происходил почти три года назад, еще не маячили события в Хабаровске, выступления в Беларуси. И обнуление еще не состоялось, хотя к этому все шло. Как бы теперь оценивал ситуацию юный Костик, что бы в споре отвечал ему дед?!
Суд совести – ради этого, собственно, и сочинялся роман. Вместе с героем мы осмысливаем некоторые его поступки, за которые ему стыдно, вместе с ним не находим им оправдания.
Бразильская часть романа вобрала в себя многое: тут и попытка героя получить импульс выздоровления у знаменитого целителя, которому поклоняются тысячи и тысячи страждущих, и неверие в его магическую силу, в силу чего душевный раздрай, и внезапная любовная страсть, не имевшая продолжения, но наделившая робкой надеждой, что все будет хорошо… И криминальная развязка – арест и длительный тюремный срок целителя, оказавшегося сексуальным хищником, насильником, торговцем детьми.
Удивительный роман издал журналист и писатель, автор более 30 художественных и документальных книг Давид Гай. Казалось, в фабуле нет ничего сенсационного, душевные муки онкобольных описывали и прежде. Однако суть «Линии тени» гораздо глубже, в произведении достаточно полно отразились борения нашего турбулентного времени, и в этом мне видится главная заслуга автора.
…Последние строки неожиданны: писатель покупает авиабилет в Москву без обратной даты. Читателю остается догадываться, что с героем романа произойдет дальше, обретет ли он на родине душевный покой или по-прежнему не войдет в достойный сговор с одиночеством.
Вашингтон
Источник: