Фото сайта kremlin.ru
Президент России Владимир Путин, выступая на заседании дискуссионного клуба «Валдай», произнес, по сути, программную речь о будущем гражданского общества в стране. По его мнению, сила государства – не в тотальном контроле и жесткости правоохранительных органов, не в вытеснении частной инициативы, а в доверии людей. Поэтому и гражданское общество, считает Путин, «будет играть ключевую роль в развитии России в будущем». Однако государству нужно разобраться, к чьему голосу прислушиваться, где действительно «подлинный общественный запрос», а где – «закулисные нашептывания».
По словам Путина, «настоящую демократию и гражданское общество невозможно импортировать», «завозные» модели не оставляют стране даже подобия суверенитета. Президент РФ убежден в том, что даже вполне доброжелательно настроенные зарубежные фонды выражают интересы не народа России, а своих иностранных попечителей. Сильное, свободное и самостоятельное гражданское общество, по мнению Путина, «национально ориентировано и суверенно», оно не может быть «продуктом транснационального разума».
Слова президента – по сути, провозглашение «суверенной демократии 2.0». От «суверенной демократии» нулевых этот обновленный проект отличается, пожалуй, еще большей жесткостью формулировок. Впрочем, движение от ярлыков «иностранных агентов» к фиксации в Конституции превосходства национального законодательства над международным и – теперь уже – декларации недоверия к любым зарубежным организациям выглядит вполне логичным, естественным для многолетнего дискурса действующей власти.
Особенность «суверенной демократии 2.0», впрочем, еще и в том, что мировой контекст изменился. Еще на рубеже нулевых и десятых годов нынешнего века в Европе и США доминировали идеи глобализма и либерализма. Национал-изоляционистская политика казалась маргинальной. Любой проект «суверенной демократии» в этом контексте выглядел как попытка реванша старого порядка, в перспективе обреченная на неудачу.
Однако контекст изменился. В ЕС усилились правые партии, критикующие миграцию и сам европейский проект. Это касается, в частности, Германии и Франции. Идея мультикультурализма переживает кризис – ее противникам легче находить аргументы, чем ее сторонникам. Британия проголосовала за брекзит. В европейских странах с новой остротой обозначились центробежные тенденции: например, каталонский национализм обрел статус кейса континентальной, если не мировой значимости. В США, оплоте либеральных ценностей, у власти последние четыре года находится президент, для которого экономический национализм, сосредоточенность на себе – вполне приемлемая идея.
Идеи изоляции, суверенности, сильного государства укрепила и пандемия. Совершенно не случайно Путин, обращаясь к участникам «валдайских» дискуссий, первым делом заговорил о том, что в критической ситуации эффективно действовать может только дееспособное государство, что роль его в сегодняшнем мире важна, и время, когда оно может быть заменено «другими формами социальной организации», еще не наступило.
В нулевые или начале десятых годов декларация демократического суверенитета казалась вызовом всему миру, и прежде всего Западу. Но сейчас Владимир Путин с «суверенной демократией 2.0» совершенно не выбивается из западных трендов. У российской элиты и властей США или Британии могут быть разные, конфликтующие экономические интересы. Но риторика российской власти и даже провозглашаемые ценности все меньше отличаются от риторики и ценностей ведущих политиков Европы и США. Мир уже не удивишь и не напугаешь «суверенной демократией». Скорее самим россиянам придется задуматься, какое гражданское общество им готовят и как именно оно может вырасти в системе без развитых демократических институтов.
Источник: