Одним из самых интересных для Пушкина исторических персонажей был Емельян Пугачев. Федор Моллер. Штурм Пугачевым Казани. 1847 г. Русский музей
Благодаря неустанному поиску многих поколений историков мы постепенно, шаг за шагом, приближаемся к верному пониманию прошлого России. Но историческая истина пробивает себе дорогу не только в спорах и столкновениях мнений ученых, порой она рождается в результате творческого озарения выдающихся художников слова. Мало кто из них (за исключением Н.М. Карамзина – писателя, ставшего профессиональным историком) так интересовался историей, как А.С. Пушкин.
«Основная стихия его гения»
Крупнейшие отечественные ученые-историки В.О. Ключевский, С.В. Юшков, Б.Д. Греков, Е.В. Тарле и другие не раз обращались к теме «А.С. Пушкин и прошлое России». 27 мая 1899 года, в день 100-летнего юбилея великого поэта, Е.В. Крылов произнес в Тверской городской думе речь «Пушкин как историк», в том же году изданную в виде брошюры Тверским обществом любителей истории, археологии и естествознания.
Будущий знаменитый историк, академик М.Н. Тихомиров, заканчивая в 1911 году в Петербурге коммерческое училище, писал выпускное сочинение на тему «Исторические взгляды А.С. Пушкина». Немало интересных мыслей о Пушкине как историке встречается в работе Л.В. Черепнина, в серии книг известного археолога и популяризатора науки А.А. Формозова.
«Характеристическая черта гения Пушкина, – отмечал один из его друзей И.И. Пущин, – разнообразие». Александр Сергеевич много читал книг по истории. Достаточно ознакомиться с перечнем книг из домашней библиотеки поэта. На полках шкафов в последней его квартире на Мойке – тома «Истории государства Российского» Н.М. Карамзина, первые издания русских летописей и «Слова о полку Игореве», «История русского народа» Н.А. Полевого, «Деяния Петра Великого» И.И. Голикова, труды М.М. Щербатова, Г.П. Успенского, А.Л. Шлецера, Ф. Гизо, Ж. Мишле, О. Тьерри… Одну треть книжного собрания Пушкина, насчитывавшего свыше 400 томов, составляли книги по истории.
«…Клянусь честью, что ни за что на свете я не хотел бы переменить отечество или иметь другую историю, кроме истории наших предков, такой, какой нам Бог ее дал», – заявлял Пушкин в письме П.Я. Чаадаеву (19 октября 1836 года). Поэт интересовался устным народно-поэтическим творчеством и использовал старинные фольклорные мотивы в своих романтических произведениях («Песнь о вещем Олеге», «Руслан и Людмила», «Русалка» и др.) и сказках.
Известный русский историк-эмигрант Г.В. Вернадский отмечал: «Историзм – основная черта пушкинского творчества, основная стихия его гения».
Говоря о занятиях Пушкина российской историей, надо различать две стороны его творческой деятельности – как поэта, писателя и как историка-исследователя. Повесть «Капитанская дочка» – с одной стороны, «История пугачевского бунта» – с другой; поэма «Медный всадник» и незавершенная «История Петра I» (сохранились 22 и 31 тетради).
И в художественных произведениях, как это ни парадоксально, Пушкин гораздо глубже проникал в суть исторических явлений, чем в исторических сочинениях.
«Среди равнины полудикой»
Поэт интересовался своими корнями, историей спредков. С гордостью писал он в стихотворении «Моя родословная» (1850):
Мой предок Рача мышцей
бранной
Святому Невскому служил;
Его потомство гнев
венчанный,
Иван IV пощадил.
Водились Пушкины с царями;
Из них был славен не один,
Когда тягался с поляками
Нижегородский мещанин.
Повесть «Арап Петра Великого» вряд ли бы появилась, если бы прадедом поэта не был Абрам Петрович Ганнибал, один из выдвиженцев петровской эпохи.
Пушкин признается в привязанности к предкам и в неоконченной поэме «Езерский»:
Люблю от бабушки
московской
Я слушать толки о родне,
Об отдаленной старине.
Могучих предков правнук
бедный,
Люблю встречать их имена
В двух-трех строках
Карамзина.
Его интересовали судьбы и других исторических личностей, места их погребений. В Украине он искал следы могил римского поэта Овидия, боспорского царя Митридата, гетмана Мазепы.
Нельзя сказать, что буквально все раритеты вызывали благоговение и восторг у поэта. Ознакомившись в юности с экспозицией первого в России музея – петровской Кунсткамеры, Пушкин отозвался в шуточной поэме «Никита» о хранящихся там вещах: «две ехидны, два скелета». В музее практически не было реликвий российской истории, которые могли бы привлечь внимание поэта. Гораздо больший интерес у него вызвала богатейшая коллекция луков президента Академии художеств А.Н. Оленина, в доме которого Александр Сергеевич не раз бывал.
Пушкин очень много путешествовал по России. Подсчитано, что за свою короткую жизнь он проехал свыше 40 тысяч километров в каретах и на санях. Его всегда влекло неизведанное. Пушкинский Онегин в порыве патриотизма, внезапно нахлынувшего «дождливой, скучною порой», отправляется путешествовать по историческим местам Руси:
Среди равнины полудикой
Он видит Новгород-великой.
Смирились площади –
средь них
Мятежный колокол утих,
Не бродят тени великанов:
Завоеватель скандинав,
Законодатель Ярослав
С четою грозных Иоаннов,
И вкруг поникнувших церквей
Кипит народ минувших дней.
(Из ранних редакций «Путешествия Онегина»)
И хотя вид «поникнувших церквей», вокруг которых когда-то кипел народ, вызывал у Евгения тоску, сам автор этих строк с уважением относился к русским святыням. Их он осматривал во Владимире, в Новгороде Великом, во Пскове, Чернигове. В отличие от историков-исследователей художнику слова вовсе не требовалось потом подробно описывать их в произведениях. Порой ему достаточно было сделать всего один-два штриха, написать лишь несколько строк, рожденных впечатлениями от поездок по России, в поэмах «Полтава», «Цыгане», стихотворениях «Бородинская годовщина», «Моя родословная», «Клеветникам России», «Песнь о вещем Олеге».
За три дня до дуэли
В художественных произведениях, особенно в тех, которые были написаны в зрелый период творчества поэта, – очень много исторических деталей и терминов, позволяющих глубже ощутить атмосферу прошлого. Пушкин был знаком с первыми российскими археологами: А.Н. Олениным, с основоположником славянской археологии З.Д. Ходаковским, с исследователями античных памятников Северного Причерноморья Г. Бларамбергом и И.А. Стемпковским.
Общеизвестно увлечение Пушкина «Словом о полку Игореве». Поэт внимательно изучал его текст, использовал некоторые его образы, спорил (в том числе в стенах Московского университета) с теми, кто сомневался в подлинности этого выдающегося творения древнерусской литературы. Александр Сергеевич намеревался подготовить комментированное издание «Слова» (с переводом на современный русский язык) и последний раз обстоятельно беседовал о нем буквально за три дня до роковой дуэли.
Работая в конце 1836 года над статьей, посвященной «Слову о полку Игореве», Пушкин еще раз подчеркнул, что наиболее компетентные в то время ученые (Н.М. Карамзин, А.Х. Востоков, З.Д. Ходаковский и другие) никогда не усомнились в подлинности этого творения древнерусской литературы. Александр Сергеевич даже изучал чешский перевод «Слова», опубликованный в 1821 году Вацлавом Ганкой и имевшийся в домашней библиотеке поэта.
Опровергая мнение о подделке произведения, Пушкин задавал риторический вопрос: «Кто с таким искусством мог затмить некоторые места из своей песни словами, открытыми впоследствии в других славянских наречиях, где еще сохранились они во всей свежести употребления?»
Ему очень импонировала и была близка идея славянского единства. Она выражена и в стихотворении в прозе, посвященном выдающемуся польскому поэту Адаму Мицкевичу (1834), и в более раннем произведении «Клеветникам России» (1831), написанном по случаю происходившего тогда восстания в Польше.
пути, пройденного Россией. Постиг
и как писатель, и как историк, и как гражданин.
Фото Reuters
«Народ завыл, в мученьях погибая»
Степень проникновения поэта в глубь прошлого России нельзя трактовать статично. Одно дело – ранний Пушкин, только что вышедший из стен Царскосельского лицея, иное дело – зрелый Пушкин. Поэма «Руслан и Людмила» (1817–1820) с рядом исторических несуразностей; «Песнь о вещем Олеге» (1822), прекрасно воссоздающая своеобразие начальной стадии русской государственности; трагедия «Борис Годунов» (1825), в которой блистательно передается дух Смутного времени; поэма «Полтава» (1828), воскресившая события петровской эпохи. Наконец, повесть «Капитанская дочка» (1836) – вот вехи становления пушкинского историзма, достигшего высот в последнее десятилетие жизни поэта.
В виде отдельной книги опубликован обстоятельный историко-литературный комментарий Ю.М. Лотмана к трагедии «Борис Годунов». Сколько же в ней исторических имен, названий, деталей! Как и в прочих литературных произведениях Пушкина, в трагедии наряду с реальными лицами (царем Борисом, Григорием Отрепьевым, В.И. Шуйским, капитаном Маржеретом, Басмановым и другими) действуют полулегендарные персонажи (например, юродивый Николка по прозвищу Железный Колпак). Кстати, рукопись агиографического сочинения о последнем Пушкин получил от Карамзина.
Отвечая на вопрос одного из близких друзей – Петра Андреевича Вяземского о плане трагедии «Борис Годунов», Пушкин писал: «Возьми конец десятого и весь одиннадцатый том («Истории государства Российского» Н.М. Карамзина. – В.П.) – вот тебе и план». Один из тех, кто получил аналогичное сообщение, Н.Н. Раевский-младший, однако, не согласился с поэтом: «Я хотел бы, чтобы Вы сами обратились к источникам, из которых черпал Карамзин, а не ограничивались только его пересказом».
Справедливости ради отметим, что Пушкин наряду с трудом Карамзина использовал и ряд источников XVI–XVII веков (летописи, «Сказание Авраама Палицына»). По воспоминаниям И.И. Пущина, поэт в период ссылки в Михайловском интересовался сборником житий русских святых «Четьи-Минеи».
Ознакомившийся по «Истории государства Российского» (том XI) с материалами о страшном голоде 1601–1603 годов, который стал одним из мощных катализаторов Смуты, Пушкин вложил в уста царя в трагедии «Борис Годунов» следующие слова:
Бог насылал на землю нашу
глад,
Народ завыл, в мученьях
погибая;
Я отворил им житницы,
я злато
Рассыпал им, я им сыскал
работы –
Они ж меня, беснуясь,
проклинали!
Зная об ограниченном круге исходных материалов, мы не можем не поражаться тому, как глубоко поэт смог постичь суть Смуты – российской драмы начала XVII столетия. Как полагал Н.П. Сильванский, Пушкин в трагедии «Борис Годунов» выступал скорее «не как историк, а как политик». А по мнению профессора Мичиганского университета (США) Феликса Раскольникова, не рационализмом и не религиозно-моралистическими мотивами, а действием иррациональной стихии объясняются в трагедии причины падения Годуновых и победы самозванца Лжедмитрия I.
Цикличность, проявление «закона волны» – вот та закономерность, которую выявил поэт в прошлом России. «Что же касается народа, то он у Пушкина не «творец истории», а бессознательное орудие Рока», – констатирует Федор Раскольников.
Рассмотрев круг исторических источников «Бориса Годунова», филолог Г.О. Винокур выделил «две большие социально-политические проблемы, которые интересовали Пушкина в течение всей его сознательной жизни: 1) правящие классы и народ и 2) царь и боярство. Особый интерес и даже восхищение у поэта вызывал его предок – мятежный Гаврила Пушкин. Изображая драматические коллизии Смутного времени, автор трагедии стремился, по мнению Г.О. Винокура, «проявить свое собственное понимание избранной им темы».
Особенно его волновали и привлекали петровская эпоха, народные движения. К теме социальных волнений Пушкин обращался и в повести «Дубровский», и в «Истории пугачевского бунта», и в «Капитанской дочке». По уровню историзма он нисколько не уступал историкам-профессионалам, превосходящим поэта по охвату и глубине анализа источников.
Пушкинский цикл «Песни о Стеньке Разине», написанный в 1824–1826 годах в Михайловском и состоящий из трех стихотворений, из-за цензурных запретов удалось впервые напечатать только в 1881 году, поскольку поэт в нем постарался передать народную любовь к казачьему атаману-бунтарю. В письме к брату Льву (начало ноября 1824 года) Пушкин охарактеризовал Разина как «единственное поэтическое лицо» русской истории.
Сюжеты нового времени
Особый интерес проявлял поэт к недавнему прошлому России – событиям XVIII века. Благодаря лицейского однокашника, барона М.А. Корфа, за присылку нужного ему каталога иноязычных сочинений о России, Пушкин восклицал: «Какое поле – эта новейшая русская история! И как подумаешь, что оно вовсе еще не обработано и что, кроме нас, русских, никто того не может и предпринять».
Сам он не раз обращался к сюжетам российской истории нового времени. Крепостная Россия предстает в «Русалке», Степан Разин – в песнях о нем, декабристское движение – в стихах и в последней главе «Евгения Онегина», пугачевщина – в «Капитанской дочке». Емко и образно охарактеризовал поэт итоги петровских преобразований для судеб Европейского континента: «Россия вошла в Европу, как спущенный корабль, при стуке топора и при громе пушек».
Как справедливо отмечает Б. Томашевский, «историзм не является врожденной чертой творческого облика Пушкина, особенностью, с которой он родился». Полагая, что накануне петровских реформ страна, отставшая от Запада в экономическом, военном и культурном отношениях, находилась в преддверии национальной катастрофы, и ее могли спасти только радикальные реформы, осуществлявшиеся крутыми методами, поэт писал:
О мощный властелин судьбы!
Не так ли ты над самой
бездной,
На высоте, уздой железной
Россию поднял на дыбы?
Вместе с тем он трезво относился к реформаторской деятельности Петра Великого, различая в ней разные стороны: и те, что были связаны с заботой о благе России и ее населения, и те, что порождались нетерпеливостью и самовластием. «Одни, – по его выражению, – результат ума обширного, исполнены доброжелательства и мудрости; вторые жестоки, своенравны и, кажется, писаны кнутом».
В «Заметках по русской истории XVIII века», написанных Пушкиным в Кишиневе в августе 1822 года, привлекают внимание несколько метких и образных характеристик исторических деятелей. Преемники Петра I в представлении поэта – это «ничтожные наследники северного исполина». По его мнению, «имя странного Потемкина будет отмечено рукою истории»; «Екатерина уничтожила пытку – а тайная канцелярия процветала под ее патриархальным правлением; Екатерина любила просвещение, а Новиков, распространивший первые лучи его, перешел из рук Шешковского (домашний палач кроткой Екатерины) в темницу, где и находился до самой ее смерти. Радищев был сослан в Сибирь»; «Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещенные времена могут родиться Калигулы».
Высоко оценивая многотомный труд Н.М. Карамзина «История государства Российского» и называя его гражданским и человеческим подвигом, Пушкин все же внутренне был не согласен с некоторыми из суждений историографа. Он откликнулся на них довольно злой эпиграммой (во всяком случае, приписываемой ему):
В его «Истории» изящность,
простота
Доказывают нам, без всякого
пристрастья,
Необходимость самовластья
И прелести кнута.
Используя многотомное сочинение Н.М. Карамзина, Пушкин, далеко не во всем с ним согласный, пошел дальше старшего по возрасту историографа, обратившись в художественных творениях и исторических трудах к теме роли народных масс в истории, к образам народных бунтарей.
Голос патриота и гражданина
Пушкин обладал огромным даром исторической интуиции и прозорливости прежде всего как художник, а не как профессиональный историк-исследователь. В его художественных произведениях немало глубоких мыслей, неожиданных сопоставлений и метких афоризмов. В них – боль за Россию и вера в ее будущность. В них – голос патриота и гражданина своей державы, но по своему мировоззрению далекого от имперской идеологии.
Да, у историка-профессионала иной творческий путь познания исторической истины – от скрупулезного анализа источников к крупным обобщениям и синтезу полученных данных. Но многие ли ученые XIX века обладали таким даром интуиции и проникновения в глубинные пласты отечественной истории, как наш великий поэт? Обратившись гораздо раньше специалистов-историков к изучению народных движений, Пушкин в «Капитанской дочке» обронил одну, давно ставшую хрестоматийной фразу: «Не приведи бог видеть русский бунт – бессмысленный и беспощадный. Те, которые замышляют у нас невозможные перевороты, или молоды и не знают нашего народа, или уж люди жестокосердые, коим чужая головушка полушка, да и своя шейка копейка». И она одна стоит высказываний в некоторых публикациях профессиональных исследователей XIX века, представляющих сегодня скорее историографический интерес.
С годами, по мере приобретения жизненного, исторического и литературного опыта, Пушкин становился умереннее и даже консервативнее во взглядах на прошлое России. Государственный порядок стал для него, державника-патриота, гораздо предпочтительнее безвластья либо власти разбушевавшейся народной толпы.
Видя несовершенство существовавшего тогда социально-политического строя, поэт вместе с тем понимал, что попытки его насильственного разрушения чреваты кровью и приведут к еще большим бедам для России. При этом он всегда оставался честным и искренним: и в пору близости к декабристам и сочувствия освободительным идеям, и тогда, когда осознал пагубность их идей.
Пушкин прекрасно постиг суть исторического пути, пройденного Россией. Постиг и как писатель, и как историк, и как гражданин. Знание прошлого своей страны – важнейший показатель уровня гуманитарной культуры, той самой культуры, которой нам, несмотря на определенные достижения, постоянно не хватает. Не мешало бы получше усвоить уроки российской истории, давней и не столь уж давней, и его потомкам. Всем: и рядовым гражданам современной России, и политикам, и предпринимателям. Без этого нам очень трудно двигаться дальше по пути общественного прогресса, избегая тех социальных катаклизмов, тех тупиковых политических ситуаций, тех экономических кризисов, которые уже не раз переживало наше государство.
Властная вертикаль, мнящая себя рупором абсолютной истины, находящаяся вне общественной критики, не опирающаяся на мнение народа, не прислушивающаяся к нему, как в былые времена, так и сегодня, обречена на постоянные сбои, а в конечном счете и на крах. Великий Поэт своими художественными творениями и историческими трудами предостерегал верхи об этом, надеясь избежать такого трагического исхода событий для своего Отечества.
Источник: