Реформа 2013 года фактически лишила Академию наук возможности организовывать и проводить полномасштабные научные исследования. Фото РИА Новости
По-видимому, еще долго дата 27 июня будет отмечена в «святцах» истории российской науки. В этот день в 2013 году заседание правительства РФ совершенно неожиданно началось с заявления премьер-министра Дмитрия Медведева о том, что будет рассмотрен подготовленный правительством законопроект о реформе системы российской академической науки – «О Российской академии наук, реорганизации государственных академий наук…». Через три месяца, 27 сентября 2013 года, президент РФ Владимир Путин подписал этот закон…
Экспертная недостаточность
Наука всегда была интересна для любой власти в трех аспектах: военном, экономическом, представительском (имиджевом). Другими словами, в целях самосохранения, то есть, выражаясь более цинично, – в целях сбережения минимально необходимой налогооблагаемой базы. В России это положение было зафиксировано на фундаментальном юридическом уровне – изменениями в статью 114 Конституции Российской Федерации, одобренными в ходе общероссийского голосования 1 июля 2020 года: «Правительство Российской Федерации… в) обеспечивает государственную поддержку научно-технологического развития Российской Федерации, сохранение и развитие ее научного потенциала…»
А в законе «О Российской академии наук…» закреплена давно лелеемая претензия РАН на статус «главного экспертного органа правительства России»: «Российская академия наук осуществляет свою деятельность в целях обеспечения… экспертного научного обеспечения деятельности органов государственной власти Российской Федерации; научно-методического руководства научной и научно-технической деятельностью научных организаций и образовательных организаций высшего образования». Казалось бы, надо только радоваться.
Вот и председатель Совета Федерации Валентина Матвиенко, открывая в мае парламентские слушания на тему «Научный кадровый потенциал страны: состояние, тенденции развития и инструменты роста», подчеркнула: «Мы напрямую заинтересованы в том, чтобы в нашей стране было как можно больше грамотных, продвинутых ученых. Конечно, от Академии наук – генерального штаба отечественной науки – мы ждем долгосрочных прогнозов, как в целом будет развиваться наше общество, государство, какие прорывные технологии для этого потребуются».
Информация из самого «генерального штаба отечественной науки» несколько снижает пафос главы Совета Федерации. В докладе «О реализации государственной научно-технической политики в Российской Федерации…», с которым президент РАН Александр Сергеев выступал на Общем собрании РАН в мае 2020 года, отмечалось: «…Несмотря на позицию президента РФ, Совета безопасности и профильного заместителя правительства РФ, против наделения РАН правом вести научные исследования, в том числе по научному сопровождению стратегического планирования, до сих пор выступает Минфин России. В результате в госзадание РАН на 2020 год не были включены требуемые дополнительные ресурсы, необходимые для проведения этих работ. Таким образом, РАН не имеет возможностей для организации и проведения полномасштабных научных исследований в интересах научного сопровождения системы стратегического планирования».
Ситуация парадоксальная. С одной стороны, государство в лице высших своих функционеров уверяет, что Российская академия наук – «генеральный штаб отечественной науки», от которого с нетерпением ждут неких «долгосрочных прогнозов». С другой стороны, глава этого «генерального штаба» публично заявляет, что «РАН не имеет возможностей для организации и проведения полномасштабных научных исследований в интересах научного сопровождения системы стратегического планирования». При этом и государство, и «генеральный штаб» продолжают мирно сосуществовать.
Вот, например, как оценивается данная коллизия в «Материалах к заседанию Совета при президенте Российской Федерации по науке и образованию 8 февраля 2021 года»: «Реорганизация, в результате которой в 2013 году произошло объединение трех государственных академий наук (РАН, РАМН и РАСХН), создала основу для развития междисциплинарного подхода в деятельности научных организаций, что позволило сформировать крупные исследовательские центры, обладающие современной инфраструктурой и кадровым потенциалом, способные решать стоящие перед страной масштабные задачи – федеральные научные центры и федеральные исследовательские центры.
По информации Минобрнауки России (по состоянию на 1 января 2021 года) сформировано 98 таких центров, объединивших 479 научных организаций.
Одновременно РАН избавилась от несвойственных функций по управлению имуществом, которые были переданы в специально образованное Федеральное агентство научных организаций, и получила принципиально новые функции: содержательной экспертизы научных исследований, оценки качества и ценности научных результатов, их анализа с целью формирования приоритетов фундаментальных и поисковых исследований».
Если судить по словам президента РАН Александра Сергеева, процитированным выше, РАН избавили не только от «несвойственных функций по управлению имуществом» (заметим, имуществом по большей части именно научным, необходимым для проведения исследований), но и от вполне присущей Академии наук экспертной функции.
На общем собрании РАН в декабре 2020 года академик Роберт Нигматулин по этому поводу отмечал: «Правительство реорганизует и «оптимизирует» вопреки мнению ученых… Вспомните оптимизации образования и здравоохранения, которые осуществляли отобранные руководством страны неквалифицированные и одержимые разрушительными идеями деятели.
Как они приняли закон 2013 года, по которому они оторвали академические институты из Академии наук, ликвидировали самостоятельность медицинской и сельскохозяйственной академий… Вопреки нашему мнению, даже не согласовав с президентом Академии наук, реформируют РНФ (Российский научный фонд) и РФФИ (Российский фонд фундаментальных исследований).
Все эти действия катастрофически разрушают интеллект страны».
Возможно, конечно, что это и есть высший пилотаж «стратегического планирования».
Наведение на цель
Эмоциональное выступление академика Нигматулина подтверждается и сухой статистикой, приведенной в материалах к февральскому заседанию Совета при президенте РФ по науке и образованию. «На начало 2020 года, по данным Росстата, в России насчитывалось 4051 организаций, выполнявших исследования и разработки (ИиР), число которых по сравнению с 2015 годом сократилось на 3%, – отмечается в документе. – По удельному весу ВЗИР (внутренние затраты на исследования и разработки. – А.В.) в валовом внутреннем продукте (в 2018 году – 0,98%, в 2019 году – 1,03%), который является одним из целевых показателей Стратегии (научно-технологического развития. – А.В.) и характеризует наукоемкость национальной экономики, Россия находится на 36-м месте и заметно отстает от ведущих стран: США – 2,83%, Китая – 2,14%, Японии – 3,28%, Германии – 3,13%».
Но неожиданно выяснилось, что в этом статус-кво есть и бенефициары. Например, экс-глава Минобрнауки Дмитрий Ливанов. 10 марта 2021 года министр науки и высшего образования РФ Валерий Фальков подписал приказ о назначении Ливанова временно исполняющим обязанности ректора Московского физико-технического института (МФТИ).
«Высшим образованием занимались вузы, которые относились к системе Министерства образования, а наукой занимались организации, которые относились к РАН. Поэтому студенты не имели представления о том, как делать науку, а научные организации не имели доступа к студентам – был недостаточно активный приток молодых кадров. Сегодня этих барьеров нет, – цитирует Ливанова издание «РБК». – Университеты и научные организации, бывшие организации РАН сегодня в единой среде под одним зонтиком. Поэтому, работая на Физтехе, я буду одним из бенефициаров тех изменений, которые сам в свое время и произвел. Это не каждому достается, мне выпало удовольствие как раз выступить в этом качестве».
Жореса Алферова (справа) помог
заблокировать в 2013 году жесткий вариант
закона о реформе РАН, одним из инициаторов
которого был Дмитрий Ливанов (слева).
Фото РИА Новости
«Единая среда», созданием которой так гордится Дмитрий Ливанов, впрочем, оказалась весьма разреженной. По сравнению с 2015 годом сокращение численности исследователей в России составило 10,8% на фоне роста на 15,3% в Китае, на 14,6% в Республике Корея, на 11,8% в Германии, на 4,7% в США и на 2,4% в Японии. Под ливановским зонтиком такими темпами скоро некому будет прятаться. Например, в только что подготовленном аналитическом обзоре Институт статистических исследований и экономики знаний (ИСИЭЗ) НИУ ВШЭ «Технологический потенциал России: далеко ли до лидерства?» отмечается, что «в последнее десятилетие темп технологического обновления в России заметно снизился. Число патентных заявок на изобретения, поданных отечественными заявителями в стране и за рубежом, за 2010–2019 годы уменьшилось на 10% на фоне роста патентной активности почти во всех лидирующих странах (кроме Японии). В результате такого несоответствия глобальным трендам доля России в общемировом потоке патентных заявок сократилась с 1,6 до 0,9%, и по ее величине страна переместилась с 10-й на 12-ю позицию, пропустив вперед Италию и Индию».
В итоге исследователи из ИСИЭЗ аккуратно констатируют: «Все прорывные области – цифровые технологии, био-, нанотехнологии и др. – располагаются сегодня за пределами этой зоны». То есть за пределами зоны, в которой Россия еще воспринимается и ощущает себя как лидер.
Возможно, это понимают и в Министерстве науки и высшего образования РФ. По крайней мере в рамках форума «Молодежь и наука» в Нижнем Новгороде министр Валерий Фальков заявил, что «необходимо начинать работу с изменения модели наших вузов, их целеполагания, со структурных преобразований в университетском и академическом секторе». Если слова министра Фалькова произнесены не просто ради поддержания вполне понятного пафоса на представительном форуме, но несут какие-то стратегические смыслы, то это не может не интриговать. Подчеркнем: предлагается изменить не просто модель или/и структуру университетов и академической науки, но их целеполагание.
Уже сегодня, по мнению президента РАН Александра Сергеева, «качество студента на выходе из университетов, скажем так, не улучшается, падает… Но когда университетам высказывается такая претензия, то университеты кивают на школы: «А из школы кто приходит?» Такие, что, извините, надо таблицу умножения учить».
Так что за будущие университеты с «измененным целеполаганием» становится очень тревожно. Впрочем, по оценкам специалистов все того же Института статистических исследований и экономики знаний НИУ «Высшая школа экономики», «вузовская наука в России уверенно наращивает кадровый потенциал: если в 2010 году в секторе высшего образования были заняты 53,3 тыс. человек, то в 2019 году – 74,2 тыс. человек (10,9% общей численности персонала, занятого ИР)… В целом за период 2010–2019 годов вырос уровень образования и квалификации научных кадров вузовского сектора, о чем свидетельствует положительная динамика доли лиц, имеющих высшее образование (с 86,5 до 89%) и ученую степень (с 39 до 40,6%)».
А то, что качество подготовки студентов при этом падает, так это, наверное, как раз от того, что в университетах неправильное целеполагание. Этим, видимо, в том числе и займется врио ректора Физтеха Дмитрий Ливанов. Ему это знакомо – менять целеполагание… А, может быть, попробовать в университетах учить студентов?
Реформа: продолжение следует…
Еще более загадочной выглядит перспектива изменения целеполагания в академическом секторе. Какие новые цели могут быть поставлены перед наукой? Выбор невелик. Директор Объединенного института ядерных исследований в Дубне, академик Григорий Трубников предлагает, например, придать научной работе статус особого вида деятельности, результатом которой является новое знание. А вот глава Миннауки Валерий Фальков полагает, что наука сегодня неразрывно связана с технологиями.
Знания или технологии – что для государства более ценно? Пожалуй, с XVII века ломаются теоретические и бюрократические копья в этом споре. Не погружаясь так глубоко в поток хроноса, можно припомнить хотя бы один из поворотных моментов в истории отечественной науки.
В декабре 1931 года Эрнст Кольман, главный редактор журнала «За марксистко-ленинское естествознание», выступая на Всесоюзном съезде научных работников, заявлял: «Идя по тому пути, по которому Академия наук за последние годы, за самое последнее время шла и развивается, она несомненно полностью преодолеет все остатки прежнего ложного академизма, отсталости, аполитичности и сумеет пойти нога в ногу с социалистическим строительством».
Сказано это 90 лет назад, а как рифмуется с современными проектами реформирования науки.
«Переформатирование политики в сфере науки и технологий планируется провести в том числе в рамках разрабатываемой в настоящее время правительством РФ долгосрочной Стратегии социально-экономического развития, – отмечает в своем Telegram-канале Валерия Касамара, проректор НИУ ВШЭ, кандидат политических наук. – В документе будут определены «направления главного удара» – конкретные цели, задачи, результаты на период до 2030 года; представлены паспорта отраслевых стратегий и важнейших инициатив по каждому направлению».
Таких направлений пять: «Новая высокотехнологичная экономика», «Агрессивное развитие инфраструктуры», «Новый общественный договор», «Клиентоцентричное государство», «Национальная инновационная система».
Валерия Касамара подчеркивает: «В основу заложен проектный подход к управлению, который ранее на таком уровне стратегического планирования в России не использовался. Проекты предусматривают «быстрые победы» (в течение текущего года), решение больших межведомственных (до 2023 года) и долгосрочных стратегических задач (до 2030 года). Приоритет будет отдаваться прорывным инициативам. Верим!»
Действительно, а что нам еще остается – только верить… И проводить исторические аналогии «быстрых побед». Лев Троцкий, например, еще в 1924 году на учредительном собрании Всесоюзного общества друзей химической обороны и химической промышленности СССР («Доброхим») настаивал: «Нельзя взять химика, хотя бы и гениального, посадить его в лабораторию и сказать: дайте мне в 24 часа сильнодействующее отравляющее вещество. Химическая работа – лабораторная и научная, как и всякая вообще научно-изыскательная творческая работа, – имеет свою внутреннюю логику, свою преемственность, свои непрерывные выводы, накопляя опыт и обобщение».
Есть, однако, одна проблема, о которой пишет и сама Касамара: «Основным барьером, сдерживающим развитие науки в России, остается ее недофинансирование… динамика затрат на науку отстает от роста ВВП, что не позволяет ощутимо повысить наукоемкость национальной экономики, обеспечить достижение целей технологического развития страны. По этому показателю Россия находится в четвертом десятке стран мира. Расстояние между Россией и мировыми лидерами по масштабам поддержки исследований и разработок огромно: объем внутренних затрат на исследования в России меньше, чем в США, почти в 15 раз, Китае – в 12, Японии – в 4 раза. По другой оценке – в расчете на одного исследователя – Россия отстает от США в 3,5 раза, Германии – в 3, Японии – в 2,3, Китая – в 2,2, Великобритании – в 1,6 раза. В частности, зарплаты российских ученых не сопоставимы с ведущими странами (в США или Германии профессор в университете получает в 3–4 раза больше)».
Но «быстрые победы» все равно нужны! Инструмент – «переформатирование политики в сфере науки и технологий», которое уже началось. После упомянутого выше заседания Совета при президенте Российской Федерации по науке и образованию 8 февраля 2021 года вышел ряд указов главы государства. Существенно изменяются полномочия самого совета. Теперь он будет определять стратегические направления научно-технологической политики, координировать разработку важнейших инновационных проектов и программ.
Для экспертного и аналитического обеспечения этой деятельности при совете создается консультативная группа. Эта группа, кроме того, займется оценкой предложений по разработке федеральных научно-технических программ по вопросам, требующим отдельного решения президента страны. Консультативную группу возглавил секретарь Совета по науке и образованию, помощник президента РФ Андрей Фурсенко. Кстати, в 2015 году на вопрос о том, видит ли он положительные сдвиги в развитии отечественной науки после реформы РАН, Андрей Александрович ответил так: «Академия наук либо не двигалась, либо двигалась очень медленно… В результате решения (о реформе Академии наук. – А.В.) правительство эту ситуацию сдвинуло».
В самом правительстве сегодня также создана комиссия по научно-технологическому развитию РФ. В ее компетенции – «обеспечение согласованных действий федеральных органов исполнительной власти, органов исполнительной власти субъектов РФ, государственных академий наук, фондов поддержки научной, научно-технической, инновационной деятельности, общественных объединений, научных образовательных и иных организаций, осуществляющих научную, научно-техническую и (или) инновационную деятельность, при формировании и реализации государственной научно-технической политики». Комиссию возглавил заместитель председателя правительства РФ Дмитрий Чернышенко.
Усложнение структурной иерархии управления наукой очевидно. Впрочем, понадобится еще какое-то время, чтобы эта иерархия устоялась и состоялась. В любом случае сама по себе даже самая изощренная иерархия успеха не гарантирует. Тем более не гарантирует «быстрых побед». Как это и показал опыт создания Федерального агентства научных организаций (ФАНО) в рамках академической реформы 2013 года. Как будто в подтверждение этого на открытии общего собрания РАН 20 апреля нынешнего года главный ученый секретарь РАН, академик Николай Долгушкин сообщил, что количество ученых и высококвалифицированных специалистов, которые уезжают из России, с 2012 года увеличилось в пять раз. То есть как раз в период так «эффективно» проводимой реформы академической науки. Похоже, прав был Андрей Фурсенко, когда утверждал, что «правительство эту ситуацию сдвинуло». Теперь мы видим и направление этого движения.
Источник: